Сила созидательного разрушения: за что дали Нобелевскую премию по экономике

В понедельник, 13 октября, Нобелевскую премию по экономике получили ученые, которые в своих исследованиях дали «объяснение обеспечиваемого инновациями экономического роста». Новые и прорывные технологии, меняющие мир и повышающие благосостояние, невозможны без конкуренции на рынке идей, показали лауреаты. Да, они разрушают привычный уклад. Но борьба с ними ради стабильности ведет к застою и деградации, что в мировой истории случалось уже не раз.

Историк экономики, профессор Северо-Западного университета в США и Тель-Авивского университета Джоэль Мокир был награжден «за выявление предпосылок для устойчивого роста за счет технологического прогресса», говорится в заявлении Нобелевского комитета. Он получит половину премии — она составляет 11 млн шведских крон (около $1,2 млн). Вторую половину разделят Филипп Агьон (Collège de France, INSEAD и Лондонская школа экономики) и Питер Хоуитт (Университет Брауна в США). Они награждены «за теорию обеспечения устойчивого роста через созидательное разрушение».

Практически всю свою историю человечество жило в бедности. Где-то порой удавалось повысить благосостояние — например, в Древнем Риме, в средневековом арабском мире, Флоренции, Венеции, но прогресс не распространялся на все человечество и с течением времени затухал и в самих этих странах, и регионах. Китай, например, в первой половине второго тысячелетия нашей эры был самой богатой и технологически развитой страной в мире, но в 1950 году обычный китаец был беднее, чем в ту эпоху. 

Застой был нормой на протяжении почти всей истории человечества, отмечается в заявлении Нобелевского комитета: «Несмотря на важные открытия, которые иногда приводили к улучшению условий жизни и повышению доходов, темпы [экономического] роста в конце концов всегда выравнивались».

Ситуация изменилась благодаря Западной Европе. Именно она в конце XVIII – начале XIX веков смогла инициировать беспрецедентный рост благосостояния, который распространился на весь мир.

«В течение двух последних столетий в мире впервые в истории наблюдался устойчивый экономический рост. Он позволил огромному количеству людей вырваться из нищеты и заложил основу нашего процветания. Лауреаты этого года <…> объясняют, как инновации обеспечивают стимул для дальнейшего прогресса», — заявил Нобелевский комитет.

Согласно его пояснению, Мокир показал: чтобы инновации подпитывали друг друга, нужно не только знать, что что-то работает, но и дать этому научное объяснение. Последнего часто не хватало до промышленной революции, что затрудняло появление новых открытий и изобретений и их практическое внедрение. Кроме того, по Мокиру, крайне важно, чтобы общество было открыто для новых идей и допускало перемены.

В свою очередь, Агьон и Хоуитт, также изучавшие механизм устойчивого роста, в статье 1992 года предложили математическую модель того, что экономист Йозеф Шумпетер называл «созидательным разрушением». Когда на рынке появляется новый и лучший продукт, компании, продающие старые товары, терпят убытки, говорится в заявлении комитета: «Инновация представляет собой нечто новое и, таким образом, является созидательным явлением. Однако она также разрушительна, поскольку компания, чья технология устаревает, проигрывает конкуренцию».

Мокир представляет лагерь сторонников «идеалистической» теорией роста, отметил в колонке в Financial Times бывший старший советник Банка Англии и профессор экономики Тони Йейтс. В ней решающим фактором является культура или идеология, поскольку они либо способствуют, либо препятствуют развитию мышления, ведущего к росту и социальному прогрессу. Агьон же и Хоуитт разрабатывают «материалистическую» теорию, где в основе стимулов лежат материальные обстоятельства, такие как обеспеченность рабочей силой и сырьем, либо институты, отметил Йейтс.

«Идеалистичность» своей теории Мокир постулирует в первом же предложении книги «Просвещенная экономика. Великобритания и промышленная революция 1700–1850 гг.»: «Экономические изменения во все эпохи в большей степени, чем считают многие экономисты, зависели от того, во что верили люди».

Идеи, по Мокиру, — принципиальная составляющая перемен. А наличие конкурентного рынка идей — критически необходимый фактор, который позволяет обществу обеспечивать устойчивый экономический рост и повышать благосостояние, рассказывал он в интервью: «Мы знаем, что конкурентные рынки более динамичны, прогрессивны, они порождают больше важных инноваций. Именно такая конкуренция и определяет разницу в развитии».

В Европе, во многом благодаря ее раздробленности (географической, политической, религиозной), конкурентный рынок идей сложился уже к 1600 году. И это сыграло принципиальную роль в том, что менее чем через два столетия она двинулась по пути современного экономического роста.

Между тем, многие общества останавливались в своем развитии, когда успехи в науках и технологиях позволяли достичь определенного уровня, – приоритетом становилась наступившая стабильность: «Спорные представления больше не поощрялись, а людей, не согласных с традиционными, наказывали». Так случилось в Китае, в исламском мире в Средние века.

Подобная картина наблюдалась и в СССР, где за подвергание сомнению общепринятых положений могли бросить в тюрьму, отмечал Мокир: «Некоторые необходимые государству области развивались — аэрокосмическая, военные технологии, и в них Россия долгое время могла конкурировать с Западом. Но многие другие области оказались на обочине, потому что государству они были не интересны. А на Западе если кто-то хочет что-то сделать, он идет и делает. Изобретает интернет, придумывает пластиковые окна, занимается генной инженерией. Если это работает — пожалуйста, почему нет? В этом уникальная особенность неконтролируемого конкурентного рынка идей. А в тоталитарном обществе этого нет».

Тоталитаризм — главный враг прогресса, он в значительной мере устанавливает монополию на рынке идей, уверен Мокир.

Новые идеи и технологии подрывают сложившийся уклад, и «лауреаты показывают, как созидательное разрушение создает конфликты, которые надо разрешать в конструктивной манере, иначе оно будет блокироваться действующими компаниями и группами интересов, которые рискуют оказаться в невыгодном положении», отметил Нобелевский комитет. 

Таких примеров в истории было множество, Мокир приводит их в книге «Рычаг богатства». 

Так, в 1299 году власти Флоренции запретили банкирам переходить на арабские цифры. В 1397 году производители булавочных головок, выпускавшихся вручную в Кельне, добились законодательного запрета на использование станков для их штамповки. В конце XV века писцы в Париже 20 лет не давали устанавливать в городе печатные станки. В 1561 году городской совет Нюрнберга постановил заключать в тюрьму любого, кто будет производить и продавать новый токарный станок, ранее изобретенный местным жителем. В 1579 году городской совет Данцига, возможно, приказал тайно утопить изобретателя лентоткацкого станка.

Сегодня многие беспокоятся о последствиях, которые на действующую экономику и рабочие места может оказать искусственный интеллект. В этой ситуации «шумпетерианская теория роста особенно важна», сказал FT Саша Штеффен, профессор финансов Франкфуртской школы финансов и менеджмента. 

Идеи лауреатов, по его словам, «подсказывают политикам и инвесторам, как превратить ИИ и возникающие при трансформации вызовы в устойчивый, инклюзивный рост — путем поддержки экспериментов, создания условий для входа на рынок и быстрого перемещения капитала из устаревших отраслей в инновационные».

«Благодаря ИИ найти идеи будет проще, чем когда-либо, поэтому у него большой потенциал роста, — сказал на пресс-конференции Агьон, отвечая на вопрос журналистов. — Проблема заключается в том, чтобы использовать этот потенциал, и здесь важна антимонопольная политика».

Что касается опасений, будто ИИ лишит работы множество людей, Агьон отметил, что предсказания массовой безработицы, которые делали критики перемен в прошлом, не сбылись. «Такого никогда не происходит», — добавил он.

Мокир оптимистично оценивает возможности ИИ, рассматривая его как новый этап истории, которая началась с первых компьютеров в 1950-1960-е годы и продолжилась в 1980-1990-е с появлением персонального компьютера. «Это будет очень удобный инструмент, — цитирует его The Wall Street Journal. — Он будет агрегировать информацию с ошеломляющей скоростью. Он сделает нас более производительными и даст нам гораздо лучший доступ к знаниям».